Сыщик задремал…
На двери частного кафе висела табличка «Закрыто на ремонт», но здоровенный парень, стоявший в тамбуре, увидев Гурова, открыл дверь и приложил ладонь к форменной фуражке:
— Здравия желаю, вас ждут.
Сыщик вошел в кафе в семнадцать часов, как и было договорено. За столом сидели пятеро мужчин — четыре брюнета и блондин.
В уголовном мире нет ни президента, ни спикера, есть члены парламента — «авторитеты». Рейтинга не существует, и неизвестно, кто первый, кто десятый, но эти пятеро были из элиты.
— Здравствуйте, господа, — Гуров кивнул и подошел к человеку, через которого организовал эту встречу. — Здравствуй, Шалва Давидович, давно не виделись. Спасибо, что пригласил людей. Спасибо всем, что согласились со мной встретиться.
Шалва Гочишвили, по кличке Князь, был невысок, телом грузен, лицом широк, под горбатым нависающим носом — щетинистые усы, огромные черные глаза были доброжелательны, в глубине глаз светилась то ли хитринка, то ли смешинка — не разберешь. Он тяжело поднялся из-за стола, положил широкую ладонь на плечо сыщика и со свойственной грузинам торжественностью произнес:
— Мой старинный неприятель и друг Гуров Лев Иванович. Друзья, он человек серьезный, абсолютно надежный, его слово — мое слово. Присядь, Лев Иванович, я тамада опытный, но за таким столом сижу первый раз. Не знаю, как надо: представлять людей — не представлять?
— Не стоит! — резко сказал блондин.
И по его тону, плохо скрываемой злости Гуров понял, что перед ним враг. Видно, я его где-то когда-то зацепил, по делу он у меня не проходил, но я его знаю. Гуров посмотрел блондину в лицо, замелькали перед глазами строчки рапортов, донесений, ориентировок.
Лет сорока, рост высокий, широк в кости, сутулится, нос прямой, глаза светлые, посажены близко, череп с боков приплюснутый, — видно, при родах накладывали щипцы, — лицо вытянутое, с огромной челюстью. Кличка Челюсть, вспомнил Гуров и в ответ на недоброжелательный взгляд открыто улыбнулся.
— Марат Петрович, вы слишком известный человек, чтобы я, занимающийся своим ремеслом более двадцати лет, не знал вас в лицо. И имя у вас красивое, запоминающееся. — Гуров оглядел присутствующих, каждого одарил улыбкой. — Я каждого из вас прекрасно знаю и еще раз благодарю, что пришли.
— Говорил я вам, люди, на хер нам нужны эти посиделки! — Власов-Челюсть, единственный русский, оказался самым злым и несдержанным. — Толку быть не может, волк собаке не друг и не брат! Кто кого за горло первым схватит, тот и верх держит! И люди нас не поймут! — Он махнул ручищей, опрокинул бутылку водки. — Люди скажут — с ментом связались, водку с ним пили, хлеб ломали!
Элита «авторитетов» Москвы, зачем они взяли такого дебила и открытого уголовника? — недоумевал Гуров. Если я сейчас его не уйму, все полетит к черту.
— Умные поймут, а дураку не объяснишь, — сказал Гуров и, чувствуя, что сидящий рядом Шалва готов вспылить, прижал его ладонь к столу.
— Ты, конечно, умный, — Власов скривился. — Думаешь, я не знаю, сколько на тебе крови людской? Сколько мальчиков ты в железо заковал?
— Много заковал, и крови хватает, Марат Петрович. Но я никогда своим товарищам в затылок не стрелял! Ты слышишь, Челюсть? Я — не стрелял. И женщинам пальцы я не ломал!
Власов-Челюсть вскочил, отшвырнул стул и закричал:
— Вы все меня попомните! А ты, — он ткнул пальцем в Гурова, — ты умрешь первым! — и выскочил из кафе.
— Извините! — Гуров развел руками. — Я не виноват. Зачем же такого человека приглашать к столу?
— Так получилось, Лев Иванович, — сказал «авторитет»-чеченец, по кличке Сека. — Меня Ринат зовут. Ты нас извини.
— Забудем, Ринат Арифзятович, — улыбнулся Гуров. — Очень трудное отчество у тебя. Скажи, а кличка Сека от карточной игры прилипла или нет?
— От карт, — признался Ринат. — В детстве играл, жульничал — вспоминать стыдно. Ты, полковник, меня по кличке не называй. Хорошо?
— Конечно, — Гуров согласно кивнул.
И без того круглое лицо Шалвы расплылось в улыбке, стало еще шире. Князь нервничал, как-то примут его протеже, а тут еще Челюсть прилип, стал возникать. Шалва видел, что мент попадает в цвет. Чеченец его признал, два азербайджанца перестали между собой переговариваться, один даже улыбнулся. Гуров все понимал, он приготовился к встрече, перебрал всех, кто может прийти, знал, что, если он хочет добиться результата, сначала надо произвести хорошее впечатление.
— Мелик Юсуф-оглы? Рафиз Рза-оглы? — обратился Гуров к азербайджанцам. — К вашему столу гость пришел, а вы молчите, не угощаете. Я в Баку давно не был, но хорошо помню, как меня принимали азербайджанцы.
— А ты не гость, ты шайтан! — сказал Рафиз и, показывая, что шутит, громко рассмеялся и схватился за голову. — Клянусь Аллахом, я тебя вижу первый раз! Откуда имя знаешь?
— Кушайте, Лев Иванович, угощайтесь, — вмешался в разговор Мелик. — Пить, я понимаю, вы не станете?
— Не стану, потому как не наливаете, — усмехнулся Гуров, взяв круглый, еще теплый хлеб.
— Откуда человек наши имена знает? — возмущенно взмахнул рукой Мелик. — Ты, Рафиз, уже седой, а говоришь, как женщина или ребенок. Скажи, откуда твой дед любой след отличить может? Только глянет и скажет, кто прошел, когда прошел, куда. Твой дед — охотник и настоящий следо… как по-русски?
— Следопыт, — подсказал Гуров.
— Вот! — Мелик взмахнул рукой.
Гуров понял, что разговор начинает приобретать опасный характер, и быстро сказал:
— Господа, вы не звери, я не охотник, за этим столом все мы люди, которые встретились, чтобы кое о чем договориться. — Он поднял рюмку с коньяком. — Я предлагаю выпить за то, чтобы все войны кончились! И у вас, Шалва, — Гуров кивнул грузину-тамаде, — и у вас, Мелик и Рафиз, и у вас, Ринат. Желаю мирно разобраться со своим генералом. Здоровья вам и удачи!
«Авторитеты» подняли рюмки, переглянулись недоуменно, ждали, когда полковник выпьет. Каждый из них слышал о сыщике Гурове, знали, что он не берет, на сделки не соглашается, хватка у него смертельная и с его тропы следует немедля уходить. Они ждали от милицейского уговоров к сотрудничеству, хитрых ловушек, были абсолютно уверены, что сыщик спиртного в рот не возьмет, и с удивлением смотрели, как он махнул солидную рюмку коньяку, взял рукой кусок шашлыка, завернул в хлеб, вложил зелень и с аппетитом начал есть. Они поспешно выпили и тоже начали закусывать.
— Я за столом представляю нацменьшинство, — вытирая хлебом жир с губ, сказал Гуров. — Нам, в Москве, непонятно, что вы у себя дома делите, почему убиваете друг друга? Мелик и Рафиз, скажите, что вы не можете поделить с армянами? Карабах? Армяне культурный, мирный народ. Они христиане, вы мусульмане, так ведь жили-жили — одна земля, одно небо, одно солнце. Жизнь одна, и смерть одна. В чем дело? Шалва, ты седой, мудрый, у тебя, я знаю, внуки в Сухуми. Что ты не поделил с абхазцами? Что теперь осталось от дома твоего деда? Ринат Арифзятович, тебе приятно, что чеченцами в России пугают детей? Тебе нужна кровь, разруха? Я знаю, у тебя солидное дело, если посчитать твоих братьев, их жен, отцов, матерей, племянников, так вас человек восемьдесят наберется…
От таких слов у признанных «авторитетов» в горле кусок застрял, когда же они проглотили, начался такой галдеж, понять ничего было невозможно, однако Гуров каждому с сочувствием кивал, ел с аппетитом, выпил еще рюмку и отставил, принялся за боржоми. Изредка он находил паузу и вставлял несколько слов:
— Может, вы и правы, оглы, но армян мало, а вас много… Шалва, ты мудрый, я лично грузина от абхазца в жизни не отличу, а Сухуми — красивейший город, который твои прадеды строили, вы разрушили… Ринат, тебе девочек замуж выдавать надо, быт их обустраивать, а не о генерале Дудаеве беспокоиться.
Минут через тридцать галдеж начал утихать, первым хитрый ход сыщика разгадал Шалва, толкнул Гурова в бок и громко спросил:
— Ты скажи, Лев Иванович, какой твой лично интерес?
— Вы болеете за свой народ, я, россиянин и москвич, болею за свой, — ответил Гуров, отодвинул тарелку. — Спасибо за хлеб-соль, еще бы чашечку кофе да сигарету…
Колыхнулась портьера, скользнул к столу человек, который, естественно, весь разговор слышал, поставил перед Гуровым чашку ароматного кофе, положил пачку «Мальборо» и дорогую зажигалку.
— Большое спасибо. — Гуров взглянул на официанта внимательно и спросил: — Тебя случайно не Гури зовут?
— Так. — Гури смотрел растерянно.
— Слушай, Гури, поздравляю, твоему сыну завтра месяц исполнится! Давайте выпьем за молодого джигита, и чтобы у него был богатый и честный отец!
Аут! Сыщик положил присутствующих на лопатки. А фокус был прост, словно кукиш. Шалва назвал кафе, где состоится встреча, через несколько часов Гуров получил все данные о сотрудниках.
